Город, в котором мы сейчас и городом назвать-то трудно. Какая-то заброшенная деревня в лесу. Осень, конец октября, вечерами довольно холодно. Мама где-то в одном из домов. Скорее всего, обустраивает жилище, укладывает Леку спать. Я, Зара и еще несколько мужчин, которые нас охраняют пошли разминировать место для общего костра. Мы с Зарой сидим в сторонке, она рассказывает про людей, от которых мы яростно бежим. Трудно понять, почему мы сней туда пошли, толку от нас немного. Мы сидим на бревнышке, саперы разбирают хитрую систему мин и капканов. Завтра здесь можно будет гулять детям.
Краем глаза я замечаю неоновые огни огромного знамени, которое несут где в нескольких сотнях метров от нас. Знамя представляет собой огромную фотографию како-го очередного их властителя, растянутую на металлическом каркасе. В глубокой глуши так нести транспарант глупо, думаю я сейчас. Те, кто не занят транспарантом, держат в руках горящие факелы. Всего их человек тридцать, не больше. Но и десятка достаточно, чтобы посеять панику среди наших. Они скрываются из поля зрения. Я возвращаюсь к разговору с Зарой.
От одной из мин раздался легкий хлопок.Где-то хрустнула ветка. Саперы-спецназовцы насторожились. Один из них пошел в ближайшие кусты, проверить, в чем дело. Все замерло в ожидании. Если постараться, можно отличить стук сердка каждого из присутствующих на поляне. Разведчик вернулся. По его лицу сразу видно, что никаких хороших новостей ждать не приходится. Нас заметили.
Зара срывается с места, бежит к домам, где остались ночевать остальные. Надо поднять боевую тревогу. Собираться. Бежать. Укрыться. И ждать. Недалеко есть глубокий овраг, заросший молодняком, так что на дне и днем царит полумрак. Это и есть наше тайное место. Бог знает, как оно нам поможет скрыться.
Я смотрю на троицу, которая только что разбиралась с минами. Они тихо переговариваются. Четвертый сидит на земле. Только сейчас замечаю, что у него нет ног. То, что осталось, завернуто в штаны и подвязано, словно конфета. На краях штанин засохшая кровь. Непрятное зрелище. Слов я не слышала, но и так понятно, что уготовано безногому и его товарищам. Он останется на поляне, будет ждать начала атаки и будет удерживать их сколько сможет. Остальные будут охранять нас в овраге. Мне даже страшно представить, какая смерть его ждет.
Я очнулась как от сна. Надо бежать, а я стою тут, как дура, и размышляю. Об этом безногом, об остальных ребятах. Мне все время кажется, что один из них — женщина. Меня дергает Зара. И я бегу вслед за ней к дому. Нужно собрать вещи.
В квартире, в которой обосновалсь мама, очень много наших вещей. Она так похожа на наш дом. Очень похожа. Меня одолевает тоска по тем вещам, которые пришлось оставить. И не потому, что они как-то особенно были дороги мне, а потому что... Я сжимаю в руках тонкий шерстяной свитер, в далеке слышны хруст веток, крики и отголоски стрельбы. Надо скорее. Я оглядываюсь, чтобы увидеть, как мало мама взяла. И я судорожно начинаю кидать вещи в старый школьный рюкзак, абсолютно не беспокоясь о том, что в него немного влезет. Я пытаюсь взять как можно больше из этого дома, мне хочется унести его вместе с собой. Ах, если бы это было возможно! Мне не хочется уходить из дома. Мне не хочется никуда бежать.
Я бегу. Продираюсь сквозь заросли молодняка. Я не чувствую тяжести рюкзака за спиной. Мне опять страшно. Мне опять дико страшно. И я в голове прокручиваю мысль о том, скажи я ребятам об это шествии на поляне, мне сейчас было бы менее страшно?
Я открываю глаза. Эти звуки до сих пор у меня в ушах. Стрельба, отдаленные крики и шум веток по моему лицу. О чем мое подсознание говорит со мной?
-
-
14.02.2011 в 19:59